Не большая желтая машина, состоящая из крохотной кабины и кузова значительных размеров, затормозила возле дома, на двери которого висела деревянная табличка с розовой надписью "Zapraszamy". Курьер с огромной коробкой и стопкой писем наперевес вышел из машины и двинулся всё к той же двери. Он зажал кнопку звонка и простоял так несколько минут. К двери, конечно же, никто не соизволил подойти. В какой-то момент парень подумал, что звонок, наверное, сломан (а в этом доме может случиться что угодно) и стал лихорадочно пинать дверь нагой, чтобы стук был как можно громче. Наверное, бедолага перестал это делать когда стопы и колени стали ныть совсем уж невыносимо... или... или дверь сама поддалась штурму (все-таки есть в доме Поляка что-то итальянское).  Феликс точно не мог знать, как именно это произошло, ведь сейчас он даже не предполагал, что на пороге его дома стоит кто-то незнакомый, нагружены чем-то интересным. Блондин принимал душ (как ни странно, но даже душ он умудрялся принимать с розовой резиновой уточкой) и горланил гимн своей страны. Кстати, лишь благодаря душераздирающим, неблагозвучным воплям курьер догадался, в каком направлении нужно двигаться, когда очутился в прихожей. Парень с коробкой осторожно подошел к двери, на которой розовым фломастером было накалякано "Дверь. Не для тараканов. Для людей. (Ванная комната)". Может, кому-то было бы странно, почему упоминалось о тараканах, ведь их сроду не было в доме Поляка, но сам хозяин всегда считал, что с ним не сожительствуют насекомые только благодаря подобным надписям и рисункам (да, возле надписи красовалась пара нарисованных розовых таракашек). Человек, который работает в доставке почты, отвёл взгляд от рисунков Феликса и, глубоко вздохнув, принялся перекрикивать куплет, который звучал именно сейчас. Не смотря, на то, что громче оказались именно эти слова:
Jak Czarniecki do Poznania
Po szwedzkim zaborze,
Dla ojczyzny ratowania
Wrócim się przez morze.
Marsz, marsz, Dąbrowski…- горе-певец всё-таки услышал "мольбы о пощаде", которые звучали как-то так:
- Пан Лукашевич, примите наконец-то уже посылку! Пожалуйста! Можете, не прятаться я знаю, что вы здесь!
Польша быстро выключил воду, поскальзываясь на мыле, замотался в полотенце и, прямо в пене и чепчике на голове (угадайте с трёх раз, какого цвета были чепчик и полотенце), с видом великого правителя вышел "на приём".
- И что это, типа, значит?-Феликс ворчал, пока расписывался в ведомости о доставке,-Просто тотальное неуважение! Ваще не понимаю, что мешало тебе постучать? Зачем зашел без спросу, а..?
Хвала богам, что курьер стоял, молча, иначе блондин бы не угомонился ещё долго. Сложно было сказать, что человек с коробкой делал это со страху, ведь Страна в таком виде вряд ли сможет вызывать подобное чувство, но вину испытывал точно.
Когда парень смог получить нужные для отчётности бумаги и скрылся за входной дверью, Феликс заскочил обратно в ванную комнату (вместе с коробкой и письмами) и принялся истерить:
- Это тотальный ужас! Он же, типа, видел меня полуголым! Тотально незнакомый человек - меня полуголым!
Наконец-то он успокоился, привёл себя в "тотально клёвый вид" и, усевшись, посреди, гостиной, начал распаковывать посылку.
Фирменный скотч, которым был перемотан картон, быстро поддался ножу Лукашевича, и на пол изнутри посыпались шарики пенопласта (опять же розового!). "Нырнув" руками в коробку он достал оттуда новенькое седло и записку:

- Аха, значит где-то среди этой тотальной кучи писем должна быть анкета...
Долго думать, что делать не пришлось - надо искать заветный конвертик, но, вот, поиски заняли около двадцати минут. Спустя это время, на ковре возле Страны лежало три стопки писем. Самая большая стопка – счета; стопка поменьше - письма-просьбы; ну, а "стопка" из одного розового конверта - анкета.
Красивый розовый конверт. Очень красивый. Льстецы работают на этом канале, но по-другому нужный им герой не согласился бы. Умные, догадливые, грамотные, талантливые льстецы.
Польша с благоговейным видом крутил в руках анкету. Бумага была лощёная. Большая часть конверта имела нежно-розовый окрас, а по краям – обрамлялась более тёмной каймой. На лицевой стороне – марка с эмблемой такой же фирмы, как надписи на скотче, а на обратной стороне – печать, которая сделана для того чтоб можно было отследить открывался ли конверт до этого момента. Становилась интересно, как выглядит сам лист с вопросами, поэтому пан Лукашевич резким, но аккуратным движением открыл “розовую прелесть” и вытянул оттуда вопросники. Да… Бланк действительно не уступал оболочке. Такой же нежно-розовый цвет бумаги (правда, шершавой бумаги) и более тёмная рамочка, только рамочка не обыкновенная, а из атлáс.
Блондин внимательно осмотрел комнату своими большущими зелёными глазами, в поисках ручки, и полез под диван, где она пряталась. После этой процедуры наконец-то можно было приступать к вопросам. Первые из них не вызывали никакой сложности, по этому нашли свои ответы в письменной форме уже спустя пару секунд.

А вот, следующий вопрос остановил резво пишущего парня. И он непроизвольно пробормотал строку из какой-то песни:
- Дедушка Фрейд, не ругай Далай Ламу…
Если брать в учёт классификацию вышеупомянутого Фрейда, несколько книг, которого он прочёл пару дней назад; то Польша честно смог бы себе признаться, что он случайно инвертированный. То есть в случае отсутствия нормального полового объекта (в смысле, женщины) он без особого труда переключится на парня и, даже, получит полную палитру удовольствий от всевозможных вариантов общения (включая половое). Но в анкетах такого не пишут.
- Дурацкий вопрос. Все же, типа, свою репутацию беречь будут.

Зато остальные вопросы ему понравились, и он погрузился в долгие мечтания, которые не дали особых результатов на письме, но, зато, потешили.
А главной бедой вопросов было то, что они настолько увлекли маленького Поляка, что он даже заленился писать на них ответ.

Наконец-то на листе появилась финальная точка, размашистая закарлючка Феликса и… конечно же, мордочка пони.
Лукашевич взял чистый конверт (именной, ничуть не хуже присланного), поместил туда заполненный бланк и, смачно облизав полосу почтового клея, надёжно его запечатал. "La commedia è finita". Осталось только отправить конверт.